В годовщину расстрелов Майдана, чтя память Героев Небесной Сотни, «Слово и Дело» продолжает серию публикаций свидетелей кровавых событий 18-20 февраля.
***
20 февраля у меня началось с аэропорта. На момент начала расстрела Майдана я был в Риге, куда меня отправили на лечение глаза (Владимир стал одним из первых серьезно раненых «майдановцев» 22 января на Грушевского получив резиновую пулю в глаз, после чего был отправлен на реабилитацию в Латвию – ред.). Когда увидел по телевизору, что на Институтской начался расстрел, не смог усидеть на месте, стал бить во все колокола: «Хочу назад!». 19-го числа мне привезли билет на вечерний рейс до Киева, и уже где-то в час ночи я был в Борисполе. Вещи бросил у друзей на Прорезной – и прямиком на Майдан. В полной боевой готовности – в каске, маске – все как положено. В голове была только одна мысль: «Там мои друзья и я должен быть с ними».
Вид пылающего Майдана устрашал, но уже на самой площади в крови просто зашкаливал адреналин. Честно говоря, уже там я о страхе даже не задумывался. Ночь провел на баррикадах. Попытки «Беркута» прорваться были, но им это не удалось. Потому что мы там стояли. Да и что такое штурм? Штурм – это когда мы в АТО города брали с боем, а то, что было на Майдане... Мы оборонялись, как могли – даже салютами отстреливались, в общем, все, что было в руках – то и шло в ход.
Запомнилось еще, как днем приехали журналисты из Риги, попросили, чтобы я их провел на Майдан. А «Беркут» тогда уже стрелял, казалось, со всех сторон. Видно было, как резиновые пули попадают в стены. Мы поднялись вместе с журналистами на второй этаж Филармонии, они с камерой, давай снимать, а я им говорю: вы только из окон не выглядывайте, а то пристрелят.
Основными точками, откуда стреляли, были часы на Доме Профсоюзов, потом еще – над «Глобусом»... Хотя большинство ВВ-шников стояли на заставе – спустились вниз и вот-вот были готовы зайти. Нас тогда пожар спас: горела резина, дрова – и вот этот ядовитый дым не давал им прорваться. На тот момент это была единственная наша защита.
О том, что происходило в этот момент в Раде, мы знали по слухам (20 февраля начался сбор подписей за отмену диктаторских полномочий Виктора Януковича, состоялось внеочередное заседание Верховной Рады – ред.). Нам говорили, что «регионалы» бегут, как крысы. Лично меня тогда волновало только одно: думал, поймаю хоть одного – задушу собственными руками.
Сам по себе расстрел помню как в тумане. В памяти отпечатались окровавленные лица, разбитые головы, кого-то где-то несут... Знаете, в такой ситуации в сознании происходят странные вещи. Меня самого когда еще в январе ранили, ко мне сразу даже никто не подошел. Я шел с Грушевского аж до отеля «Днепр» с окровавленным глазом, а люди просто смотрели на меня – и все.
Поменял ли я свое отношение к Майдану после всего, что пережил? Нет. Даже больше – чувствую себя украинцем и этим горжусь. Когда-то давно у меня были планы уехать за границу, получить второе гражданство. А сейчас я говорю: «Нет. Я – гражданин Украины, им родился, им и умру».
Владимир Шумейко, боец батальона «Донбасс», позывной «Ромео»
P. S. После Майдана Владимир ушел добровольцем на фронт. Несмотря на ранение и 3 перенесенных операции на глазу. В Иловайске Ромео нашла вторая пуля, на этот раз – свинцовая. 24 августа при взятии города снайпер сепаратистов из «зеленки» попал ему в ногу. После 9 перенесенных операций и с аппаратом Илизарова, боец продолжает регулярно посещать АТО в качестве волонтера и планирует вернуться на фронт, когда сможет полноценно встать на обе ноги.
Беседовала Алина Костюченко
***
Редакция «Слово и Дело» может не разделять точку зрения автора. Редакция не отвечает за достоверность и толкование приведенной информации и выполняет исключительно роль ее носителя.
ЧИТАЙТЕ В TELEGRAM
самое важное от «Слово и дело»