Чрезвычайная ситуация в Украине – это чистой воды тавтология. Будто она у нас когда-то была не чрезвычайная.
В 90-е годы у нас были 90-е годы: дикая инфляция, бандитизм и шоковая «отвычка» от уверенности в завтрашнем дне. Потом настал период «Кучму геть», переросший в «зэка геть», а зэк в несколько скачков вынес страну в войну с Россией, которая сама по себе знаменует пик чрезвычайности. Если кому-то в минувшие три десятка лет в какой-то момент показалось, что Украина вступила в нормальные обстоятельства, ему показалось.
На фоне войны случались отдельные отрезки, когда чрезвычайное сгущалось, иногда под давлением внешних обстоятельств, как было в 2014-м – начале 2015 года, иногда в силу внутренних причин, как произошло в ноябре 2018 года, когда на месяц было введено военное положение. Порой возникает искушение назвать пообвыкание к ненормальности новой нормой, но к чему этот самообман: если снаряды не ложатся рядом, они ложатся рядом с кем-то другим, и забыть об этом не получится, а если у кого-то и выйдет, то исключительно в качестве примера выпадения из реальности, легкого схождения с ума, чтобы не сойти с ума по-настоящему.
Будучи не избалованы нормой, мы и новую порцию чрезвычайности примем легче, чем граждане стран, где понятия не имеют о нашей норме неблагополучия. Только, к сожалению, постоянная жизнь на краю приучает к некоторой беспечности. Несмотря на все призывы к сознательному самоограничению, граждане Украины, за небольшим исключением, будут поступать не по инструкции, а по ситуации, которую станут трактовать, возможно, как малоугрожающую лично себе, чем наоборот. Это, конечно, и безответственность, но и привычка жить в состоянии постоянной угрозы, повседневный фатализм, который основан в том числе на полном неверии в способность и даже искренность желания власти защитить людей. Случай как бы защищает надежней.
Несмотря на все самые серьезные предостережения и жутковатые картинки из стран, где коронавирус вышел на промышленные масштабы поражения, Украина сохраняет какую-то детскую веру, что нас заденет меньше, и все закончится быстрее, чем пугают. Опять же не потому, что сработают профилактические меры, никаких иллюзий относительно эффективности государственных мер у украинцев, включая высоких представителей государства, привычно нет. Просто нет силы и смысла думать, что нас накроет в полную силу. Может, и накроет, но лучше, легче думать, что пронесет. Своего рода магическое заговаривание будущего.
Мы пока в самом начале совершенно неизведанного пути, по ходу которого, возможно, придется пересмотреть свои старые, въевшиеся привычки и практики. Но биться будем за то, чтобы все сохранить, как было, до конца. Хотя, если хорошенько поразмыслить, мало что из привычного заслуживает быть сохраненным. В том числе и отчаянное упование на счастливый случай.
Леонид Швец, специально для «Слово и Дело»