Максим Степанов – министр здравоохранения, который задержался на посту пока дольше всех глав Минздрава при президентстве Зеленского, и все это время вынужден работать в кризисном режиме из-за пандемии коронавируса. Впрочем, в предвыборной программе президента было много обещаний относительно медицинской отрасли, выполнения которых избиратели ждут несмотря на COVID-19, и которые, хотя и отошли временно на задний план, также должны быть выполнены. Поэтому, мы поговорили с министром не только об аппаратах ИВЛ, томографах, вакцине и тестах, но и об обещанных бесплатных медосмотрах, судьбе медицинского страхования, зарплатах врачей и их безопасности.
«Мы знаем, у нас будет 50 тысяч тестов в сутки, и далее – 75 тысяч тестов в сутки»
Начнем с топ-темы этих дней: украинской вакцины от коронавируса. Один из ее разработчиков, господин Фаворов, во время предыдущего эфира «Право на власть» подвергся даже обвинениям в биотерроризме. Не считаете ли вы, что публичная поддержка государством этих производителей на данном этапе является преждевременной?
Все тридцать лет поддержка со стороны государства, исходя из того, что вы упомянули, была преждевременной. Это мы видим на примере отношения государства, которое было к нашей науке, если смотрим на статистику, сколько наших ученых за это время выехали за границу и производят там ту или иную продукцию, которую мы потом покупаем. И все тридцать лет мы говорим: мы не можем, мы не способны что-то сделать. Так происходит не только с вакциной – так происходит и с другими научными разработками.
По вчерашней программе (интервью записано в пятницу, 23 октября – ред.) и по отношению людей, которые там присутствовали, я могу сказать одно. Сидит профессор Фаворов, а дальше, как у моего любимого Михаила Афанасьевича Булгакова в «Собачьем сердце»: «Мы к вам, профессор, и вот, по какому делу».
Далее можем не комментировать.
Конечно, мы понимаем, что вакцина – единственный способ борьбы с COVID-19. На сегодняшний день нет ни одной вакцины, которая была бы зарегистрирована в мире. Есть 41 компания, которые имеют кандидатов в вакцину и которые начали клинические испытания. Из 41 производителя 10 находятся на третьей стадии клинических испытаний: кто-то – в начале, кто-то – уже в конце.
Со всеми ведущими компаниями Украина ведет соответствующие переговоры, чтобы мы как можно скорее получили вакцину после ее регистрации, после завершения третьей стадии испытаний. Это и компания AstraZeneca, и компания Moderna, Johnson & Johnson, Pfizer, китайская компания Sinovac – со всеми ними мы ведем переговоры.
Кроме того, Украина присоединена к глобальной инициативе COVAX – это инициатива по обеспечению вакцинами разных стран, в зависимости от численности населения. Согласно только с этой программой, мы получили право на получение примерно 8 млн доз.
Если говорить о наработке украинцев, то нашими учеными, в том числе, с привлечением ученого с мировым именем Михаила Фаворова, были проведены уже доклинические испытания. Были задействованы лаборатории в Турции, Франции, США. Ученые, молекулярные биологи провели плодотворную работу по подбору оптимального числа эпитопов, антигенов, чтобы создать комбинированную вакцину и надежно обеспечить достаточно длительный иммунитет. В рамках доклинических испытаний была проведена иммунизация животных (кроликов, мышей), и главное – была доказана нейтрализация вируса в клетках человека. Это исследование проводилось, в том числе, в Техасском университете в Остине.
После доклинических испытаний мы можем утверждать, что у нас есть кандидат в вакцину. Конечно, надо пройти еще очень большой путь. Относительно вакцины – я очень приветствую, что президент страны настроен на то, чтобы восстановить в Украине производство вакцин.
Конечно, чтобы это восстановить, нужна максимальная поддержка ученых. Мы должны понимать, что научные разработки не всегда воплощаются в конкретный продукт, но в это нужно вкладывать средства. Если мы не хотим всегда отставать. У нас для успеха в этом направлении все. Надо избавляться от комплекса неполноценности, который нам навязывают.
Правда ли, что закупки дополнительного оборудования и материалов для лабораторий для проведения тестирования на коронавирус начались в конце октября? Не поздно ли это, учитывая время, необходимое на процедуру и период инсталляции?
Конечно, это не так. Это можно увидеть в динамике. Мы в начале эпидемии делали 200 тестов в сутки, сейчас мы делаем более 35-40 тысяч в сутки.
Но мы на 109 месте в мире по количеству тестов.
Ни одна страна, которая в этом перечне, не уничтожала свои лабораторные центры. Мы начали с полного пепелища. С полного. У нас ничего не было.
В последний раз в лабораторные центры закупалось хоть какое-то оборудование в 2009 году.
Когда я пришел в министерство и посмотрел, что у нас есть в лабораторных центрах, у нас была единственная на всю страну автоматическая станция выделения РНК. Все остальное нужно было делать работникам вручную. Сейчас их уже более пятидесяти.
За счет чего, как вы думаете, мы сделали скачок с двухсот тестов в сутки до 36 тысяч? Разумеется, благодаря тому, что мы докупили оборудование, переучили работников, привлекли людей. И далее у нас есть четкая стратегия по тестированию.
Это (об опоздании с закупками – ред.) очень часто рассказывают люди, которые не всегда могут расшифровать название ПЦР, если вы их спросите.
Но они сталкиваются с тем, как люди стоят в очередях.
Нет, они сталкиваются с одним: цинично использовать ковид и болезнь людей для достижения своих политических целей.
Мы не скрываем и максимально информируем всех, что у нас действительно есть проблематика. Что действительно мы идем по пути, когда нам надо увеличивать количество тестирований.
У нас есть стратегия по тестированию: мы сказали летом, мы будем иметь в сентябре – начале октября 30 тысяч тестов. Мы достигли этого показателя. И это не связано исключительно с закупкой оборудования. Для того, чтобы делать тестирования нужны специалисты, которые тоже были просто уничтожены: они пошли работать куда угодно, но они не работают в лабораториях.
Мы продолжаем параллельно докупать оборудование, переучивать специалистов, кроме оборудования – покупаем амплификаторы, станции выделения РНК. А надо еще соответственно подготовленные помещения, потому что это опасная инфекция: тесты нельзя делать «на коленке», в парке или в какой-то палатке.
Далее, мы знаем, у нас будет 50 тысяч тестов в сутки, потом – 75 тысяч тестов в сутки. Кроме того, у нас есть стратегии по диагностике, подтверждению диагноза COVID-19 также другими методами.
Вы ездили во Львовскую область с госпожой Голубовский и делали пост на Фейсбуке, что из-за искусственно созданной очереди будете увольнять тамошнее руководство областного лабораторного центра. Судя по информации на сайте этого центра, руководство на месте, лабораторию так и возглавляет Роман Павлив. Увольнения будут?
Мы сделали реорганизацию. Я подписал 19 октября приказ о реорганизации всех лабораторных центров, в том числе, в этом центре исполняющим обязанности (руководителя – ред.) назначен другой человек, через месяц там состоится соответствующий конкурс.
Мы совершенствуем административно-организационную структуру всех лабораторных центров с точки зрения управляемости, с точки зрения государственного менеджмента.
И сейчас областные лабораторные центры в целом справляются с работой, на ваш взгляд?
Ну что значит справляются?
У нас есть проблематика в Донецкой области по количеству остатков, которые мы вынуждены перевозить в другие области. Также в Харьковской, Одесской, Днепропетровской области есть небольшие остатки, в Киеве. Это связано с большой нагрузкой.
Но мы добавили сейчас частные лаборатории. Город Харьков уже начал передавать образцы, которые у них есть, в частные лаборатории, оплачивая средства, согласно принятым нами нормативами.
При этом, нет проблемы с тестированием в 12 регионах. Например, в Ровно, Ивано-Франковске, в городе Ужгород – мы это видим по ежедневной отчетности, которую подают лабораторные центры.
«Вы считаете, что польза от компьютерных томографов может быть только тогда, когда они начнут работать до конца года?»
Сколько томографов закуплено государством в данный момент? Вы говорили о 210 КТ до конца года. Сколько уже закупили? На каком этапе мы находимся сейчас?
Я никогда не говорил о 210. Вы имеете в виду 210 приемных отделений, в 210 больницах. Они все должны быть оборудованы томографами. Но в некоторых больницах в наличии были томографы, поэтому мы закупаем 161 компьютерный томограф. Это первое.
Во-вторых, для того чтобы закупить компьютерный томограф, надо поставить его в соответствующее помещение, устроенное для этого компьютерного томографа.
Уже заключены договоры на 54 компьютерных томографа, все эти процедуры продолжаются. Максимально в сжатые сроки будут наконец заключены остальные договора, и в ближайшее время их уже начнут поставлять в наши больницы.
Опять же, на начало года в нашей стране было 305 компьютерных томографов: различного качества, разного срока использования ... Это и коммунальные учреждения, государственные учреждения здравоохранения, и частные – всего 305.
Мы закупаем 161 компьютерный томограф. Такого в Украине за 29 лет не было. Это и есть часть новой, реформированной системы здравоохранения. Когда у всех пациентов есть доступ к такому методу диагностики.
И все они до конца года будут работать? Или не факт?
Идет процесс. Они будут поставлены, установлены. Понятно, что есть соответствующий процесс: это не электробритва, которую можно просто привезти, положить на стол и все будет работать.
Но какая польза, если они будут закуплены и не будут работать?
А вы считаете, что польза от компьютерных томографов может быть только тогда, когда они начнут работать до конца года?
Я так не считаю, потому что на компьютерном томографе не только интерстециальная пневмония может быть диагностирована. Компьютерный томограф – это метод диагностики, который очень нужен, например, при таком заболевании как инсульт. У нас очень большое количество инсультов, и эти люди нуждаются в помощи и своевременном диагностировании. И если нет компьютерного томографа, есть проблема.
Компьютерные томографы – это установление диагноза и при других тяжелых заболеваниях. Это то оборудование, которое закупается на многие годы, это системный подход, который мы вводим.
Более того, это не последняя закупка: мы хотим довести количество компьютерных томографов на душу населения до европейских показателей. Если мы возьмем европейские страны, то у нас на сегодняшний день – без этой закупки – например, в семь раз меньше этого оборудования на душу населения, чем в Швеции, в пять раз меньше, чем в Австрии или в Германии.
Это, опять же, о качестве медицины.
Вы объясняли, что только 10% аппаратов ИВЛ используются из 4 тысяч имеющихся в Украине, но раньше вы говорили, что будет закупаться в этом году еще 840, а затем министр финансов комментировал, что действительно в апреле было принято протокольное решение и покупать их точно будут, но это до сих пор не произошло из-за процессов в ГП «Медицинские закупки». Так будут покупать 840 ИВЛ? Или процесс будет отменен из-за того, что отпала необходимость?
ГП провело закупку 200 аппаратов искусственной вентиляции легких. Именно ГП «Медицинские закупки», у нас по закону «О медицинских закупках», в том числе, с изменениями, принятыми в марте этого года, все закупки в сфере медицины происходят исключительно централизованно через государственное предприятие.
Вы правильную статистику озвучили, у нас только 10% этих аппаратов используется при COVID-19.
Сейчас меньшее количество пациентов с COVID-19 имеет тяжелое течение болезни, при котором применяются аппараты ИВЛ. В начале пандемии количество таких больных было больше. И аппараты искусственной вентиляции легких во всех странах мира были дефицитом. Страны запрещали свой экспорт, потому что просто не знали, каким образом лечить, какие схемы лечения, лекарственные средства применять, какие медицинские изделия необходимы. Коронавирусная болезнь – это новое заболевание, с которым мир еще не сталкивался.
Сейчас, конечно, этот процесс уже налажен, есть протоколы и стандарты оказания медицинской помощи пациентам с коронавирусной болезнью, благодаря чему состояние пациентов реже достигает критической отметки. Поэтому мы уже не нуждаемся в таком большом количестве аппаратов искусственной вентиляции легких для пациентов с COVID-19.
Но в то же время, в общей стратегии обновления нашего оборудования, если уже есть аппарат искусственной вентиляции легких, то лучше, чтобы он был экстренного класса. Это то, что используют для лечения других больных. Поэтому ГП «Медицинские закупки» и заключило договоры на приобретение этих 200 аппаратов искусственной вентиляции легких. Ждем поставки, они будут поставлены сразу в больницу.
То есть, о 840, о которых вы говорили в апреле, уже очевидно речь не идет?
Да, это на средства Европейского банка реконструкции и развития (планировали закупить – ред.). Это то, что мы в то время хотели сделать: у нас был кредит в Минрегионе. Но потом, в связи с тем, что изменилась ситуация, эти средства были перенаправлены на другие нужды.
«В ближайшее время мы ожидаем лекарственные средства для тяжелобольных за средства бюджета 2020 года»
Продолжая тему закупок. Оппоненты вас обвиняют в том, что нет лекарств для тяжелобольных пациентов. Какая сейчас с этим ситуация?
Оппоненты обвиняют, но они не могут привести ни одного примера, чтобы какому-то больному, в той номенклатуре, которую мы закупаем, не было лекарственных средств. Это – манипуляция.
У нас на сегодняшний день на остатках по разным номенклатурам заболеваний есть на 5,4 миллиарда гривен лекарственных средств: в регионах, в больницах напрямую. Это и онкология, и детская онкология, это антиретровирусная терапия ... – весь перечень. Нам продолжают поставлять лекарственные средства за счет 2018-2019 годов. Кроме того, в ближайшее время начнется поставка лекарственных средств за счет бюджета 2020 года.
Когда в апреле я пришел в министерство, около 6 миллиардов долгов было у наших международных организаций, которые не поставили лекарственные средства. У нас были поставки лекарственных средств за счет 2017 года! То есть, государство в 2017 году перечислило средства за границу нашим международным организациям и ожидало.
То есть со стороны министерства не проводилось ни одной работы по согласованию поставок, коммуникации не с международными организациями, которые, со своей стороны, просто не знали, что поставлять.
Ну и, конечно, для нас было главное – в полном объеме использовать эти средства. Чтобы был согласован перечень лекарственных средств, которые необходимы стране, чтобы они были завезены и начаты все процессы закупки за средства 2020 года.
Для того, чтобы провести эти закупки, надо было собрать потребность, а это – 485 наименований, чтобы вы просто понимали, о чем идет речь. Не просто наименований: что-то там есть в таблетках, что-то – в растворах, что-то – еще в чем-то, и разное дозирования.
И мы это все быстро, я считаю, сделали: то есть (начали – ред.) с апреля и уже в мае приняли соответствующее постановление со всем этим перечнем: что мы закупаем за средства 2020 года. А дальше, в июне, начались международные торги с применением всех правил: ГП «Медицинские закупки» закупали, на сегодняшний день, мне кажется, уже все торги в них проведены.
То есть, уже не надо ждать следующего года, чтобы были поставки? Они будут в этом году?
Мы уже закупаем через украинские предприятия. Есть ряд программ, которые мы закупаем через международные организации, но у нас там все четко с ними согласовано: что именно они закупают, что они завозят, в какие сроки. И поэтому у нас с ними абсолютно нормально идет процесс.
Но еще раз хочу подчеркнуть: все эти разговоры о том, что якобы нет лекарств – это все манипуляции ... «гаденькие», если откровенно говорить.
Вот, представьте себе, есть, например, мать, больного онкологией ребенка в городе Хмельницком, или в городе Черновцы. Вот она слышит от народного депутата, который рассказывает все эти басни: все, лекарств нет для всех детей, больных детской онкологией.
Какие ощущения у этой мамы? Она сразу начинает думать, как лечить ребенка. Очень хорошо, если она начнет звонить своему врачу и спрашивать, есть лекарство или нет. А кто-то не начнет звонить – кто-то пойдет искать эти лекарственные средства, покупать их, а они дорогостоящие ...
Я понимаю, что многие «играют в политику», но есть предел ... здесь речь идет о человеческой жизни.
В апреле Украина направляла в Италию 20 медиков для помощи в противодействии COVID-19. Вы говорили о том, что они будут перенимать там опыт, и по возвращении будет онлайн-конференция, на которой они им поделятся. Использует Украины опыт этих врачей?
Конечно. Было 20 медицинских работников, они были из разных регионов Украины: 10 было из структуры Министерства внутренних дел, 10 – из структуры Министерства здравоохранения. Они ездили, посмотрели все, как там происходит, оказали максимальную помощь.
Вообще, Италия была очень благодарна Украине за такую помощь, потому что один из главных ресурсов, который у нас есть – это наши медицинские работники. Мы можем сколько угодно теоретически построить больниц, поставить коек, но банально может просто не хватить врачей. Это то, с чем столкнулась Италия в апреле, поэтому они обращались за такой помощью.
Конечно, когда вернулись врачи, особенно в то время, когда еще не было схемы лечения, нам был очень важен их опыт. Тогда, 2 апреля у нас только появился протокол лечения больных ковид, это было одно из моих самых первых решений, врачам надо дать протокол, как лечить.
Мы ввели коммуникацию медработников, в частности, с практикующими врачами, которые на тот момент уже сталкивались с больными COVID-19, в том числе, через онлайн-конференции. Это обмен опытом, это важно.
Как вы помните, это было время, когда в Украине был жесткий локдаун. У нас была совсем другое количество больных и, как следствие, меньше больных лечилось непосредственно в больницах. Поэтому не было еще такого опыта у врачей, и те, кто вернулись, конечно, консультировали.
«За невыполнение стандарта медицинской помощи должны быть финансовые санкции»
У президента в предвыборной программе есть тезис, что за время его каденции профессия врача станет высокооплачиваемой и престижной. Для нас это пустые слова, потому что нет четких показателей – как измерять успех или провал. Возможно, вам президент ставил какие-то конкретные KPI, по которым он будет понимать, справились ли вы с воплощением его политики. Каким образом вы можете сделать профессию престижной и высокооплачиваемой?
Она имеет четкие показатели, четкие KPI. По крайней мере, вы каждый месяц можете посмотреть на сайте Госстатистики, какой уровень заработной платы у наших медицинских работников. Согласно этой статистике, он является одним из самых низких в стране – и такое состояние у нас 29 лет.
Если мы говорим сугубо о жизни, то это – один из главных факторов престижности профессии. Повышение заработных плат медработникам – один из главных критериев реформирования системы здравоохранения.
Каким образом мы собираемся это достигать? Это является одним из главных критериев реформирования системы здравоохранения. Потому что в нашей системе здравоохранения, в соответствии с мировыми исследований, в том числе, Всемирного банка, около 53% средств находится в тени. Что это значит? Если, например, бюджет здравоохранения составляет 130 миллиардов, то такая же сумма находится в тени. Это все – неформальные платежи, которые есть. Первое, что мы хотим, это вывести все из тени, чтобы все было прозрачно.
Кроме того, то, что касается заработной платы: мы должны рассчитать тарифы. Тарифы – это та сумма, выплачиваемая государством за конкретную медицинскую услугу. Они должны быть честными и максимально прозрачными. Я имею в виду, если операция стоит, например, 10 тысяч гривен, то нельзя записать, что она стоит 5, как это происходит сейчас, потому что это не честно.
Стоимость операции имеет четкие составляющие: лекарственные средства, использование оборудования, которое там есть, медицинские изделия, заработная плата людей – медицинских работников, участвующих в операции. Исходя из этого, считается тариф.
И потом уже по рассчитанным честным тарифам больницы получают средства, из которых в соответствии с заключенным больницей коллективным договором, медицинские работники получают заработную плату.
Понятно, что эта заработная плата зависит от нагрузки, она зависит от опыта медицинского работника, от сложности тех операций, которые делает, соответственно, врач-хирург или врач-реаниматолог, количества у него пациентов.
Мы боремся за повышение этих тарифов, прозрачность этих тарифов. И когда мы все же я уверен, победим в этой борьбе, мы сможем сказать, что эта заработная плата врача и медицинского работника составляет минимально определенную сумму. Мы хотим выйти уже в следующем году, чтобы у врача было не менее 22-23 тысяч гривен, не меньше 16-17 тысяч – у среднего медицинского персонала, ну и, соответственно, дальше.
Но реалии у нас другие: нехватка средств в бюджете. В июне вы говорили, что в 2021 году медицинская отрасль будет финансироваться на уровне не менее 6% от ВВП. А согласно проекту бюджета, который сейчас имеем, 4,2% от ВВП. Может, стоило повременить с таким заявлением?
Мы 29 лет ждали ...
У нас бюджет еще не принят. Прежде чем говорить, что оно не вышло, давайте сначала закончим бюджетный процесс. Именно поэтому я и говорю, что мы боремся. Кстати, посмотрим, как будут голосовать за бюджет, в том числе, системы здравоохранения наши народные депутаты, среди которых сейчас, по-моему, борцов за медицину больше, чем состав Верховной рады.
Следующее, когда мы говорим о бюджете, я за максимально честные отношения между государством и гражданами. Если у нас есть определенная сумма средств, – я сейчас говорю об общем бюджете на медицину, – мы должны четко сказать: уважаемые наши граждане, мы с вами вместе (так как средства нашего бюджета состоят из наших с вами налогов) заработали вот такую сумму или можем заработать вот такую сумму в 2021 году. На медицину мы можем потратить вот такую сумму.
Так вот, мы можем гарантировать уровень медицинской помощи в определенном объеме 100% гражданам. Например, мы оплачиваем 100% по честным тарифам первичную медицинскую помощь, экстренную медицинскую помощь, мы оплачиваем все неотложные состояния: роды, инфаркты, инсульты, хирургические вмешательства, травматологию, психиатрию, опять же, готовность к реагированию на инфекционные болезни, туберкулез. А значит, мы должны искать другие источники: добровольное медицинское страхование, программы местных бюджетов или платные услуги. Потому что у нас есть вот такая сумма на оплату медицины.
В то же время, если государство сказало, что мы это оплачиваем в полном объеме, то любой гражданин не может даже иметь мысль, что ему, садясь в скорую, главное не забыть кошелек. Мысли у него не должно такой быть. Он должен быть уверен, что ему гарантировано в полном объеме окажут медицинскую помощь и не скажут дополнительно что-то покупать.
Это уже вопрос контроля качества. Это то, что у нас было разрушено, то, что мы сейчас вводим в Министерстве здравоохранения. Что такое контроль качества? Это – стандарт оказания медицинской помощи, который имеет четкие критерии, индикаторы качества.
Ковид очень ярко показал, почему важно выполнять стандарты медицинской помощи. Мы в стандарте четко изложили, например, при каких показателях человек нуждается в госпитализации (сатурация, определенные показатели анализов, определенные показатели компьютерной томографии), при каких показателях человека надо выписывать, в каких состояниях, как и чем лечить.
Но человек звонит к врачу и рассказывает ему о признаках коронавирусной болезни, которые уже всем известны, а ему говорят: «Вы сидите дома, через 10 дней я вам дам направление на тест». Откуда вы это взяли? В стандарте, который ребенок в состоянии понять, этого нет.
Я считаю, что за невыполнение такого стандарта должны быть определенные финансовые санкции. Это то, что мы вводим и то, что называется жесткий контроль за выполнением стандартов: через систему аккредитации, через систему лицензирования. То есть, если государство платит, государство должно иметь качество предоставления этих медицинских услуг.
Извините, но еще госпожа Супрун много говорила и о системе аккредитации, и о системе лицензирования ...
У нас просто есть существенное отличие друг от друга: она говорила, а я делаю. И я это могу доказать за каждый день своей работы.
Что сделано? Разве оно работает сейчас?
По аккредитации и системе лицензирования мы имеем четкие критерии и сроки реализации.
Если мы говорим о стандартах оказания медицинской помощи – это длительный процесс, и именно стандарты являются одной из частей аккредитации. Это же должна быть правильная программа по аккредитации.
Мы точно знаем, что к концу 2021 постепенно мы должны львиную долю этих стандартов уже утвердить, вместе с протоколом.
Кроме того, мы запускаем механизм аккредитации медицинских учреждений. Любой владелец медицинского учреждения должен понимать, зачем ему повышать уровень аккредитации, зачем ему покупать то или иное оборудование.
Мы говорим о серьезных документах, которые мы не собираемся сделать на месяц, поэтому нам надо учесть все – подчеркиваю, все – нюансы, которые есть в нашей стране.
Я вам приведу пример. Я работал в Одессе, как вы знаете, главой областной государственной администрации: у нас на юге были села, где проживало до 6 тысяч человек в одной деревне, а на севере у нас были села, где проживало 600-700 человек, не больше. И причем от ближайшего населенного пункта такое село находилось на расстоянии 20-25 километров, простите, танковой дороги. Но эти люди тоже нуждаются в медицинской помощи в полном объеме? Это и есть те нюансы.
А если все считать по каким-то бумажках, разложенным тебе в Киеве в кабинете, и ты дальше максимум областных центров никуда не выезжала или не выезжал, то такими и выходили те или иные решения.
Когда будет лицензирование врачей?
Лицензирование врачей – это принятие закона о врачебном самоуправлении. Мы сейчас работаем с депутатами Верховной рады. Депутат Артем Дубнов является одним из авторов этого законопроекта вместе с медицинским сообществом. Они уже внесли этот законопроект, этот законопроект поддержан уже комитетом.
У нас есть определенные серьезные замечания, которые нуждаются в доработке, и они, в принципе, с ними полностью согласны. Мы считаем, что именно институт врачебного самоуправления обязательно должен быть введен в нашей стране.
Я очень надеюсь, что в этом или в начале следующего года он будет принят, и мы дальше введем все эти вещи, среди которых в том числе, конечно, есть процесс лицензирования врачей. Чтобы врач стал субъектом.
«Думаю, что бесплатные ежегодные медицинские осмотры мы сможем ввести, начиная с 2022 года»
Опять делаю отсылку к президентской программы. Там было сказано о том, что украинцы получат бесплатные ежегодные медицинские осмотры. Делает МОЗ что-то в этом направлении? И когда их можно ожидать?
Это бесплатные осмотры для гражданина, однако государство за это должно платить.
Я тоже являюсь большим сторонником этого, ведь здесь мы имеем не только профилактический, но и экономический смысл. Успешность лечения болезни на начальных стадиях выше.
Для того, чтобы это ввести, нужно, во-первых, все, что связано со стандартизацией, второе – это иметь соответствующую инфраструктуру, где проводить эти осмотры, третье – это средства на эти осмотры.
Я думаю, что эти вещи мы сможем ввести, начиная с 2022 года. Почему я так считаю? Потому что у нас есть планы на максимальное стимулирование добровольного медицинского страхования. В том числе, в рамках добровольного медицинского страхования мы хотим ввести и медицинский осмотр. То есть, для определенной категории мы будем вводить за счет государства, для определенной – за счет добровольного медицинского страхования.
Когда мы говорим о максимальном стимулировании, мы говорим, чтобы стимулировать как предприятия страховать своих работников, так и людей, которые должны увидеть в это смысл.
Мы подготовили соответствующие изменения в наше законодательство, касающиеся также изменений в Налоговый кодекс. Чтобы определенные платежи не облагались налогами.
Кстати, правительство обязалось в своей программе принять «дорожную карту введения медицинского страхования». Создана уже такая дорожная карта?
Она у нас есть в рабочих, скажем так, документах. Более того, начиная, как я уже сказал с 2021 года, мы хотим простимулировать максимально добровольное медицинское страхование.
Если же мы говорим о так называемом обязательном медицинском страховании ... Давайте начнем с основ. Вам известно, уверен, что в мире существует 4 модели системы здравоохранения.
Первая – это государственная система здравоохранения, система Семашко, которая была в Советском союзе. Еще одна государственная система здравоохранения, так называемый Beverage, которая существует в Великобритании, начиная с 1947 года, и затем были разные ее модификации: она в Италии, во Франции ...
Есть система социального страхования, как в Германии, которая родилась еще при Бисмарке, и потом она переросла в систему социального страхования. Это страхование, которое полностью контролируется государством, с четкими нормами. И более такая рыночная, последняя – это американская система, именно система страхования.
Когда мы говорим об изменении модели в стране, мы должны принимать во внимание все факторы, которые в стране: нагрузка на налоговую систему, какой принцип построения налоговой системы. Если, например, в США одним из главных налогов является налог на доходы с физических лиц, тогда понятно, что все приведено к налогу с доходов физических лиц и, в том числе, уплата обязательного медицинского страхования. Она там более понятна.
У нас – другая система. Я вам привел просто один из маленьких примеров, который надо принимать во внимание.
И главное: когда мы определяем, какую именно модель мы выбираем, из чего мы исходим? Из интересов пациента и из интересов врача.
Интерес пациента в том, чтобы ему оказывалась медицинская помощь, как можно шире и разностороннее, чтобы как можно больше лекарственных средств было по программе «Доступные лекарства», чтобы он не тратил на это средства, чтобы были хорошие условия в больнице и так далее.
Интерес медицинского работника – чтобы он получал справедливую заработную плату, чтобы он видел перспективу, и чтобы его профессия была престижной. И, в том числе, в таких условиях он готов максимально следовать тем критериям, которые установлены государством.
Поэтому я считаю, что мы должны двигаться следующим путем: мы должны максимально простимулировать добровольное медицинское страхование, постоянно увеличивая его долю в общем финансировании системы здравоохранения, и рассматривать то, о чем говорил президент: элементы обязательного медицинского страхования на те или другие услуги, вводить его постепенно. Чтобы это было воспринято, в том числе, обществом.
А начать внедрять обязательное медицинское страхование – опять же в 2022 году?
Я думаю, что в 2022 году это будет сложно. Я думаю, элементы, возможно, с 2023 года.
Что нужно сделать и что вы будете делать для государственного рынка стоматологических услуг, чтобы составить конкуренцию частным заведениям?
А зачем составлять конкуренцию?
Государство заинтересовано в том, чтобы предоставлять стоматологическую медицинскую помощь. Если мы предоставляем стоматологическую помощь, то мы платим за услугу. Если есть тариф, который полностью честно составлен, и мы платим, например, ургентное оказания стоматологической помощи или помощь, мы можем эту услугу покупать. У кого? Или в коммунальных учреждениях, которые принадлежат соответствующим местным общинам, или, например, в частном заведении. И они между собой конкурируют. Если ты хочешь, как коммунальное учреждение, получать средства за предоставление этой помощи, ты как мэр города или как председатель ОТГ почесал голову и думаешь: мне нужно закупить медицинское оборудование, мне нужен классный специалист. И ты делаешь. Это же рынок.
Вы помните неординарный случай в Киевской области: человек с психическими расстройствами убил врача в райбольнице. Вы также высказывались, что планируете усиливать ответственность за нападение на врачей. Что-то сделано с тех пор?
У нас действительно есть такие случаи, последний – буквально несколько дней назад. Опять же привезли парня, по-моему, 26 лет, в медицинское учреждение в Киеве. Он совершил нападение на врача в приемном отделении, нанес ему телесные повреждения, был задержан, по-моему, кстати.
Поэтому вопросы защиты медицинских работников – у нас в приоритете.
Мы подали законопроект, сейчас он проходит согласование. Мы хотим, чтобы при необходимости медицинские работники имели сопровождение Национальной полиции при исполнении ими служебных обязанностей.
Если, например, экстренная медицинская помощь видит, что им нужно сопровождение, Национальная полиция обязана сделать это сопровождение. Это первое. Во-вторых, мы считаем, что в наших лечебных учреждениях, в скорой помощи, в приемных отделениях, которые дежурят, обязательно должна быть тревожная кнопка, для того, чтобы вызвать полицию, которая их защитит.
Это одна из двух основных вещей, которые мы начали делать. Согласовываем законопроект.
На уровне правительства?
Да, на уровне правительства. Мы разработали эти законопроекты. Согласовываем с другими заинтересованными министерствами.
И когда вы ожидаете подать проект в Верховную раду?
Исходя из ситуации, я хочу, чтобы в течение месяца мы его подали. Максимум. А потом будем просить депутатов как можно скорее его рассмотреть.
Кроме того, с самими народными депутатами мы обсуждали (им скорее всего это подавать), они подали законопроект об увеличении сроков наказания за нападение на медицинских работников в зависимости от тяжести нанесенных повреждений.
Последний вопрос короткий, политический. Вы заявляли, что не будете уходить с поста министра. Очевидно, что партия власти так или иначе наберет необходимое количество голосов для вашего прохождения в облсовет. Сможете ли вы эффективно совмещать две должности? Насколько это целесообразно в условиях пандемии: совмещать должность министра с работой в облсовете?
Два месяца назад, когда было принято решение, – и я считаю абсолютно правильным, потому что мы работаем в одной команде, – чтобы я возглавил список в Одесский областной совет на выборах, я начал слышать в свой адрес: «Как же так можно, предвыборную агитацию вместе с пандемией?».
Я знаю точно, что в этой стране не существует ни одного человека, который мог бы привести хоть один пример, что я прибегнул к предвыборной агитации во время пандемии. Я выполнял свои обязанности на посту министра здравоохранения. Предвыборная агитация в Одесской области мне не нужна, потому что я там много чего сделал, когда работал председателем областной государственной администрации.
То, что касается работы, которая будет дальше, я еще раз хочу подтвердить: я не планирую уходить из Министерства здравоохранения, у меня много четких наработок по реализации планов, о которых мы сегодня с вами говорили. И увидите, что они рассчитаны до конца 2023 года, до конца 2022 года ...
То есть ответа о работе в облсовете вы избегаете?
Я ответил вам уже, я буду работать в министерстве.
И совмещать не станете?
Давайте посмотрим. Выборы пройдут – будем смотреть.
Текст: Екатерина Питенина
Фото: Елена Тян
Хотите обсудить эту новость? Присоединяйтесь к телеграм-чату CHORNA RADA.
Лучшие инфографики от аналитиков «Слово и дело» каждый день без лишнего текста – в телеграм-канале Pics&Maps.