«Автокефалия», «автономия» или «независимость в управлении с правами широкой автономии»? Думается, для большинства наших читателей не понятно, чем именно отличаются эти три модели устроения «поместной» церковной жизни. С «автокефалией» и «автономией» еще как бы все более-менее ясно. Это как полная независимость государства и политическая автономия: право жить согласно своим законам. (Так в античную эпоху жили греческие полисы, которым древний Рим даровал право существовать по своим законам, но под контролем римской администрации. Или как жила — а де-юре и продолжает жить — автономная республика Крым в составе Украины). А «независимость с правами широкой автономии»? Рискнем провести некую политическую аналогию и здесь. Подобный церковный статус — это как бы аналог переходного статуса Украины в период с июля 1990 по август следующего года: от Декларации о государственном суверенитете (призванной гарантировать интересы украинского народа в условиях нахождения республики в составе СССР) до Акта провозглашения независимости (принятие которого стало первой вехой полноценной украинской государственности).
Каким образом повлияли на канонический статус Украинской Православной Церкви решения последнего Архиерейского Собора в Москве? Несколько дней назад российские и украинские СМИ облетела сенсационная новость: УПЦ обрела «новый уникальный статус». Затем пресс-секретарь Патриарха Московского священник Александр Волков отметил, что УПЦ остается самоуправляемой частью Московского Патриархата, а изменения в Уставе РПЦ носят исключительно технический характер и не повлияют на статус Украинской Церкви. Позже, уже в украинских СМИ, распространилась информация о том, что, по мнению экспертов, «новый статус» не расширил, а, скорее наоборот, сузил права УПЦ.
Что же произошло на самом деле?
30 ноября этого года в своем докладе на Архиерейском соборе РПЦ в Москве Предстоятель УПЦ Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Онуфрий сообщил, что полагает «необходимым подчеркнуть особый статус Украинской Православной Церкви, выделив его в Уставе Русской Православной Церкви». Как известно, в составе Московского Патриархата существует несколько Церквей, статус которых определен как «самоуправляемые»: Латвийская, Эстонская и Православная Церковь Молдовы. На первый взгляд, Украинская Православная Церковь – такая же самоуправляемая Церковь, как и упомянутые. Здесь, впрочем, имеет место некий нюанс: в отличие от упомянутых самоуправляемых и автономных Церквей, УПЦ также является «независимой в своем управлении» и пользуется «правами широкой автономии».
Предложение Предстоятеля УПЦ было вполне логично: поскольку УПЦ объективно выделяется из ряда других самоуправляемых и автономных Церквей Московского Патриархата, ее статус целесообразнее прописать в отдельной главе Устава РПЦ «Украинская Православная Церковь». Четко указал в своем докладе Митрополит Онуфрий и те положения, которые, по его мнению, стоит отнести к такой отдельной главе:
Украинской Православной Церкви предоставлена независимость и самостоятельность в ее управлении (Определение Архиерейского Собора РПЦ от 25-27 октября 1990 года);
Украинская Православная Церковь является независимой и самостоятельной в своем управлении с правами широкой автономии;
В своей жизни и деятельности Украинская Православная Церковь руководствуется Определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви об Украинской Православной Церкви 1990 г., Грамотой (Томосом) Патриарха Московского и всея Руси 1990 г. и Уставом об управлении Украинской Православной Церкви.
Не будем вдаваться в подробности упомянутых выше уставов и документов. Заметим только, что здесь собраны все соборные постановления РПЦ и УПЦ, регламентирующие статус и права нашей Церкви. Итак, на Соборе в Москве Блаженнейшим Митрополитом Онуфрием было внесено рациональное предложение, которое могло бы внести дополнительные акценты к существующему каноническому статусу УПЦ. А далее… случилось нечто удивительное. Одобрив предложение Предстоятеля УПЦ, Собор принимает специальное «Определение про внесение изменений в Устав РПЦ». Где предложения Предстоятеля почему-то «обрастают» каноническими «подробностями», которые, увы, не расширяют, а, напротив, ограничивают права УПЦ.
Новое — это хорошо забытое старое. Едва прочитав текст «Определения», я сразу же вспомнил события 2011–2012 годов, связанные с попыткой Москвы не допустить расширения прав УПЦ, зафиксированных в «Уставе про управление УПЦ» (принят Архиерейским Собором УПЦ в декабре 2007 г. и утвержден Собором нашей Церкви в июле 2011 г.).
Здесь необходимо упомянуть о позиции почившего Предстоятеля УПЦ. Митрополит Владимир, как известно, был сторонником поэтапной эволюции УПЦ в сторону расширения ее канонических прав. Блаженнейший не был властолюбивым человеком и никогда не ставил перед собой цель стяжать полноту власти в Церкви. Вместе с тем, почивший Предстоятель четко осознавал, что в новых социально-политических условиях УПЦ не может оставаться «филиалом» Московского Патриархата в Украине, а должна постепенно эволюционировать к полной канонической независимости. Заветной мечтой Митрополита Владимира было восстановление единства Украинской Православной Церкви, разделение которой произошло в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века. Блаженнейший осознавал, что церковное движение за автокефалию, структурированное в самопровозглашенный Киевский Патриархат, может вновь войти в состав РПЦ только в одном единственном случае: если Украина потеряет свою государственность и снова станет частью Российской империи. Такой судьбы Митрополит Владимир для своего народа отнюдь не желал. Он жил и управлял Украинской Церковью без оглядки: а что будет, если Украины не будет? Не желал Митрополит Владимир и другого: спровоцировать дальнейший раскол в УПЦ на основе борьбы за/против автокефалии. В этих непростых исторических условиях Блаженнейший выбрал для своей Церкви путь эволюционного развития. Изо дня в день, от документа к документу, Митрополит Владимир стремился закрепить такой статус УПЦ, который бы позволил украинскому епископату самостоятельно упорядочивать церковную жизнь, а впоследствии безболезненно и бесконфликтно перейти к статусу полной канонической независимости.
Утверждение «Устава про управление» было эпохальным вехой на этом пути постепенного усовершенствования канонического статуса УПЦ. Устав не только провозглашал, что УПЦ «является самостоятельной и независимой в своем управлении и устройстве». Он также предложил новый — неконфронтационный — механизм воплощения этой самостоятельности и независимости. Но в жизнь Церкви вмешалась политика. Причем политика самого неприятного свойства: псевдорелигиозная. На Соборе 2011 г. против Митрополита Владимира и его курса выступил Виктор Нусенкис — донецкий бизнесмен, церковный меценат и, увы, человек с конспирологическим способом мышления, которому везде мерещились «заговоры» против Бога, Церкви и «единой и неделимой» России. Действовал ли Нусенкис по собственной инициативе? Или атаковать Предстоятеля УПЦ ему посоветовал кто-то из влиятельных деятелей соседнего государства? Сегодня это уже не столь важно. Ведь в результате в определенных церковных кругах Москвы действительно пришли к выводу: Митрополит Владимир «молча» провозгласил независимость. Устав решили изменить, для чего туда были внесены такие «дополнения» и «исправления», которые унифицировали его с Уставом РПЦ и сузили канонические права Украинской Церкви. Началось печальное противостояние, когда Москва, видимо не вмешиваясь в ситуацию, начала действовать с помощью двух влиятельных иерархов УПЦ – митрополита Донецкого Иллариона (главы Комиссии по изучению изменений и дополнений к Уставу об управлении УПЦ) и митрополита Одесского Агафангела.
Не будем здесь пересказывать историю этой борьбы. Все это уже часть истории. Отмечу лишь, что тогда Митрополит Владимир не стал отвечать «войной на войну», а поступил как подлинный человек Церкви: задействовал механизм соборности. 31 мая 2012 года Предстоятель УПЦ направил письмо к 46 епископам УПЦ с просьбой высказаться относительно возможных уставных изменений. 33 украинских архиерея дали на письмо Митрополита письменный ответ. Причем большинство опрошенных четко высказались против изменений в Уставе, предлагаемых главой упомянутой Комиссии (на самом деле, как позже подтвердилось документально, все «изменения» и «дополнения» принадлежали не ему лично, а были разработаны в Москве).
Канонические права УПЦ удалось отстоять. Но борьба за «суверенитет» УПЦ была для больного Предстоятеля УПЦ нелегкой ношей. Блаженнейшему оставалось жить всего два года… Будучи секретарем Предстоятеля УПЦ в то время, я, чем мог, помогал Блаженнейшему в его деле отстаивания канонических прав и статуса УПЦ. А теперь представьте мое удивление, когда, читая текст недавнего «Определения», я понял, что большинство «дополнений», которыми обросло предложение Митрополита Онуфрия, — это фактически те самые «дополнения», которые еще в 2011 году влиятельные московские функционеры хотели внести в Устав УПЦ через Комиссию по «изменениям» и «дополнениям».
Решения Поместного и Архиерейского Соборов являются обязательными для УПЦ (пункт 10 «Определения»). УПЦ получает святое миро от Патриарха Московского и всея Руси (там же, пункт 13). Устав УПЦ утверждается Предстоятелем УПЦ и одобряется Патриархом Московским и всея Руси (там же, пункт 3). Имя Предстоятеля УПЦ поминается во всех храмах УПЦ после имени Патриарха Московского и всея Руси (там же, пункт 6). Не буду вдаваться в анализ этих решений, которые, по мнению экспертов, не расширяют, а, наоборот, сужают круг канонических прав Предстоятеля и епископата УПЦ. Однако, хочу отметить, что весь этот круг проблем уже обсуждался при жизни Блаженнейшего Митрополита Владимира, которому с Божией помощью удавалось защитить свое видение устройства церковной жизни в Украине в сторону расширения канонических полномочий украинского епископата.
Каждый руководствуется собственной совестью, собственным пониманием иерархической субординации и, в конце концов, собственным пониманием исторической ситуации, в которой мы все живем. Пять лет назад митрополиты Илларион и Агафангел высказали свое видение и свое мнение по поводу разделения канонических полномочий между Киевом и Москвой. И, когда это видение и это мнение не совпали с видением и позицией Митрополита Владимира, он, хотя и не без боли, воспринял эту ситуацию. Ведь Блаженнейший никогда не запрещал украинским епископам жить по собственной совести и представлениям. Предоставляя свободу не только «сильным и влиятельным», но и всем остальным…
Не хочу и не буду никого осуждать. Тем более, далек я от мысли осуждать Блаженнейшего Митрополита Онуфрия. Всем, кто знает нынешнего Предстоятеля УПЦ, хорошо известно — это человек аскетической жизни и молитвы, который раз и навсегда определил для себя, что его интересуют не внешние, правовые проблемы церковной жизни, а ее содержание, то есть богообщение. К тому же, разве в интересах Блаженнейшего Митрополита Онуфрия суживать свои права как Предстоятеля и права собора епископов УПЦ? Тем более сегодня, когда УПЦ пребывает в фокусе внимания гражданского общества, попрекающего нас московской «канонической пропиской».
Понимаю, все понимаю… На Собор было вынесено предложение: поддержать прошение Митрополита Киевского и вся Украины, и епископат единодушно поддержал это прошение, голосуя за «Определение». Однако, такие документы не возникают сами по себе. Как и у каждого другого текста, у них должен быть автор. Или, точнее, коллектив авторов, поскольку документы такого рода, как правило, разрабатываются не единолично, а при участии группы экспертов и видных церковных деятелей. Вот эта группа церковных деятелей и экспертов, собственно, и несет — как минимум, частично — ответственность за дальнейшую судьбу УПЦ в современном украинском обществе.
Собор имел исторический шанс – не в заголовках СМИ, а на самом деле усовершенствовать канонический статус УПЦ. Это могло быть оптимальное для церковной жизни в Украине решение, решение, которое бы обязательно вошло в историю мирового православия. А именно одобрение автокефального устройства Украинской Церкви, которое бы позволило ей ликвидировать возникший на базе борьбы за автокефалию раскол. И это могло бы быть решение промежуточное и менее смелое, но тоже полезное для нашей церковной жизни — дать Украинской Церкви канонические права, аналогичные тем, которыми она пользовалась в составе Константинопольского Патриархата (когда Православная Церковь в Украине пребывала в юрисдикции Константинополя, но де-факто пользовалась объемом прав, аналогичным правам автокефальной Церкви).
Ни первого, ни второго, увы, не случилось. А принятое решение, к сожалению, стало скорее шагом назад, нежели шагом вперед. Ведь права УПЦ, которые отныне четко зафиксированы в Уставе РПЦ, напоминают скорее не права автокефальной, полуавтокефальной или полноценно автономной Церкви, а ограниченную автономию. Вернее, устроение церковной жизни «на основе автономии», которое было провозглашено в «Положении о временном высшем управлении Православной Церковью на Украине» (принятом на второй сессии Всеукраинского Православного Собора 1918 года и впоследствии, с определенными уточнениями, одобренном Всероссийским Поместным Собором и Святейшим Патриархом Тихоном).
«Определение», которое недавно принял Собор, в некоторой мере созвучно с этим важным в истории нашей Церкви документом. Но разве «Положение» 1918 года смогло обезопасить Православную Церковь в Украине от масштабного церковного раскола? Вспомним историю. Пройдет лишь три года после провозглашения этих «начал автономии», и сторонниками автокефалии будет создана «Украинская Автокефальная Православная Церковь» (октябрь 1921 г.). Возникнет УАПЦ — структура, с которой начнет существовать образованный на базе самопровозглашенной автокефалии раскол. Получит начало разделение, которое, к сожалению, существует и поныне: без малого сто лет! Разделение, которое, скорее всего, будет существовать до тех пор, пока Украинская Церковь не обретет уже соборно провозглашенную и каноническую (признанную полнотой мирового православия) автокефалию.
Я осознаю непростые обстоятельства, в которых живет сегодня фактически ставшая государственной Православная Церковь в России. И понимаю, что в этих особых условиях Русская Церковь не может исключительно самостоятельно, без предварительного согласования с государственной властью, положительно решить украинский церковный вопрос: согласиться на то, чтобы Украинская Православная Церковь отныне беспрепятственно строила свою жизнь на основе полной канонической независимости.
Но, принимая обстоятельства других, я жду аналогичного понимания и нашей ситуации. Призывая церковных деятелей России также понять и принять и нашу позицию — позицию епископов, духовенства и мирян УПЦ, которые, продолжая линию Блаженнейшего Митрополита Владимира, стремятся к усовершенствованию канонического статуса УПЦ. Другими словами, стремятся к законной канонической автокефалии, на основе которой могли бы объединиться в лоне единой канонической Церкви все православные христиане нашей страны.
Мы не стремимся к разделению, не стремимся подчинить церковную жизнь светским ценностям и институциям. Наша цель — преодоление существующего в Украине церковного разделения. Мы стремимся к единству. Стремимся к тому, чтобы Украинская Православная Церковь возобновила свое единство и стала равноправной Церковью-Сестрой в единой семье Поместных Православных Церквей.
Вскоре нас ждет печальный юбилей: столетие церковного разделения, возникшего в процессе борьбы за автокефалию. Сто лет! Не время ли, в конце концов, упразднить схизму и восстановить заповеданное Богом церковное единство?
Митрополит Александр (Драбинко) специально для «Слова и Дела»