17 июля Украина, Нидерланды и весь мир вспоминали жертв одной из самых кровавых авиационных катастроф – пассажиров и экипаж сбитого над Донецкой областью «Боинга». Два года назад запуском смертоносной ракеты из ЗРК «Бук» пророссийские террористы убили 298 человек (большинство из которых – граждане Нидерландов и Малайзии), превратив таким образом украинско-российский конфликт в международный в широком смысле этого слова.
В том, что вина за гибель иностранцев лежит именно на россиянах и их приспешниках на Донбассе, не сомневается никто (кроме, конечно, самих россиян): международные военные специалисты и журналистско-экспертная группа Bellingcat уже предоставили достаточно убедительных доказательств того, что если на спусковой крючок и не нажимал кадровый российский военный (что маловероятно, учитывая необходимый уровень подготовки для управления комплексом), то без руки Кремля здесь уж точно не обошлось.
Год назад «Слово и Дело» уже делало обзор обещаний отечественных политиков по поводу этой катастрофы. Теперь мы решили посмотреть, как с тех пор изменилась ситуация. К сожалению, выполненных обещаний не прибавилось.
Так же, как и два года назад, обещание секретаря СНБО Александра Турчинова о том, что все виновные в сбитии самолета будут наказаны, имеет статус «в процессе выполнения». Мало что изменилось и в ходе реализации его обязательства заставить Россию отвечать за сбитый лайнер перед международным судом. По сути, роль Турчинова здесь сводится к предоставлению всех имеющихся у украинских силовиков данных следствию, все остальное – вне его компетенции. И хотя Гаагский трибунал пристально следит за развитием расследования, сложность дела и сопротивление России в международных организациях настолько высоки, что до его рассмотрения Международным уголовным судом может пройти еще не один год...
Также со статусом «в процессе» встретили вторую годовщину трагедии обещания Петра Порошенко о недопустимости амнистии для виновных в катастрофе рейса MH17 и постройке в Грабово специального памятного мемориала. Обе, вероятно, еще надолго останутся с этим статусом: амнистия боевиков украинскими властями если и возможна, то будет касаться только тех, на чьих руках нет крови, ну а для того, чтобы построить памятник в Грабово, его сначала нужно освободить из-под власти сепаратистов. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы второе произошло как можно скорее.
Есть у Порошенко и одно невыполненное обещание по малайзийскому «Боингу» – перед следственной комиссией, собиравшей вещественные доказательства на месте трагедии. Ведь тогда, в июле 2014 года, он пообещал не допустить препятствования работе экспертов. Хотя на самом деле не имел реальных рычагов влияния на это, ведь сбор обломков проходил на территории, которая уже тогда полностью контролировалась боевиками.
Вместе с тем, Президент смог выполнить обещание о публикации 13 октября 2015 года предварительных результатов расследования катастрофы. Реализовал его, правда, Совет безопасности Нидерландов, но не без помощи украинских специалистов.
По одному выполненному и проваленному обещанию, касающемуся расследования трагедии, имеет премьер-министр, а на тот момент вице-премьер Владимир Гройсман. 29 июля он заверил, что в радиусе сбора обломков самолета, то есть в 20-километровой зоне вокруг места его падения, украинская армия не будет вести боевых действий. И свое слово сдержал. А вот когда 1 августа Гройсман пообещал, что в течение двух дней украинский поезд, который должен был доставить из зоны катастрофы останки тел и личные вещи жертв на подконтрольную Киеву территорию, будет возвращен Украине, он, очевидно, сильно переоценил человечность сепаратистов. По факту указанный поезд выехал с оккупированной территории гораздо позже. В Харькове его встретили лишь 16 октября.
После выхода расследования на международный уровень обещания относительно злополучного рейса в основном звучат уже за пределами Украины – в Европе и России. Однако украинским политикам следовало бы реабилитироваться в глазах своих международных партнеров и выполнить то, что наобещали. Или же признать неосуществимость обещанного.
Алина Костюченко, специально для «Слова и Дела»