Неуязвимость Назара Холодницкого, оставшегося в должности, несмотря на грубые нарушения, имеет не только правовое измерение. Квалификационно-дисциплинарная комиссия коллег и тридцать три прокурора из Специализированной антикоррупционной прокуратуры подтвердили давно известное: прокурорская корпорация у нас – это люди с особыми жизненными принципами и ценностями, тех из своих рядов, кто эти ценности разделяет, они, по возможности, не сдают. Сейчас на весь мир была продемонстрирована уверенность, что в случае с главой САП возможности не сдавать своего не исчерпаны. Американцы с чуждыми украинскому прокурору представлениями о репутации и служебном долге идут лесом. Янки, гоу хоум.
У меня есть знакомая, доктор в одной из поликлиник в Печерском районе, она утверждает, что способна определить в пациенте прокурора уже в те несколько секунд, пока он входит в двери врачебного кабинета. Прокурорство отпечатывается на лицах, одежде, походке и повадках. Они – другие, особые. Лучшие люди.
Разговор о том, подлежит ли вообще реформированию эта сфера, и если да, то каким образом, можно вести бесконечно, но хочется обратить внимание на другой аспект. Жертвуя время от времени отдельными, публично обгадившимися членами, властное сообщество стравливает неизбежно накапливающееся внизу, в выпасаемом народе, ядовитое недовольство. Демонстративный отказ от таких профилактических жертвоприношений резко повышает токсичность общественной среды. Это не о праве, это о самосохранении. Безотходное самовоспроизведение власти ее разрушает.
За четыре года войны разговоры о приоритете национальной безопасности превратились в надоевший ритуал, ожидание смены приоритетов утомляет, спекуляции на важной теме раздражают. Послушать государственных руководителей, наша лодка настолько утлая, что может затонуть от любого неосторожного чиха: не раскачивайте! При этом в самой власти непрерывно чихают все – на закон, на приличия, на общественное мнение. Соображения национальной безопасности как-то сразу отходят на дальний план, когда задеты шкурные интересы, тут защитные реакции срабатывают со скоростью безусловного инстинкта. Несложное наблюдение и совсем недавний исторический опыт показывают, что инстинкт самосохранения властного сообщества и задачи сохранения государства могут сильно не совпадать. Спросите у Януковича.
Кстати, о Януковиче. То, что всерьез так и не были тронуты ни основные бенефициары его режима, ни даже тогдашние шестерки, самым разоблачительным образом демонстрирует природу режима нынешнего. Господи, они не могут и не хотят посадить даже титушку, стоящего за убийством журналиста на Майдане. Есть ли перемены? Безусловно. Как безусловно и то, что смахнули паутину по углам и не задели сущностные характеристики украинской власти. Она по-прежнему сама по себе и для себя.
Казалось бы, накануне большого избирательного цикла власть должна быть чувствительна к вещам, которые могут лишний раз сыграть против нее. Юрий Луценко уже два года обещает нам «большую рыбу», но прокурорские сети оказываются с подозрительно большими ячейками. История о том, во что превратился поход Назара Холодницкого на борьбу с коррупцией, наглядно показывает, как работает система, и то, что этой истории демонстративно не положен конец, – большой привет наивным ожиданиям.
Порой кажется, что именно пустая надежда отнимает у украинцев силы к действию. Старый самурайский принцип гласит, что в бой нужно идти с чувством, что ты уже умер: дважды умереть нельзя, действуй. А сколько раз уже умерли мы?
Леонид Швец, специально для «Слова и Дела»